Приобретение современное искусство
Музей современного искусства в Варшаве объявил, что приобрел у норвежского коллекционера за €55 тыс. скандально известную работу польского художника Збигнева Либеры "Лего. Концлагерь". Комментирует КИРА ДОЛИНИНА.
Даже сегодня, по прошествии 15 лет с момента создания этой работы, узнающие о ней впервые содрогаются: семь наборов с блоками конструктора "Лего", из которых согласно инструкции и картинкам на роскошных упаковках можно легко построить свой маленький концлагерь. В нем будут бараки, крематорий с тремя трубами, обнесенная решеткой территория, виселица, нацисты в черной форме c дубинками, убийцы в белых халатах и их инструментарий, скелетообразные узники. Степень узнаваемости мрачного сюжета при абсолютной достоверности принадлежащего светлому миру детства "оборудования" — высочайшая. "Этого не может быть",— восклицает зритель. Не волнуйтесь, этого и нет на самом деле: наши дети никогда не получат от Деда Мороза в подарок такой набор, фирма "Лего" никогда не выпускала такую серию, а однажды добровольно выдав не слишком именитому поляку свои фирменные "кубики" для создания художественного произведения, много лет не знала, как отмыться от этого кошмара.
Этот "фэйк" — всего лишь работа одного из самых радикальных художников Польши Збигнева Либеры (родился в 1959 году). И даже для него самого она сначала была лишь одной из частей серии "Корректирующие устройства", в которой он работал с предметами массового потребления, выявляя скрытые в них воспитательные функции: пупсы, у которых, где надо, гладко, а где надо — шерсть; куклы, которые "любят быть обнаженными" — вплоть до обнажения внутренних органов; "тетушки Кена", затянутые в корректирующее белье; мозаика из пластиковых "капель крови"; бодибилдинговый тренажер с картонными гирями для мальчиков и многое другое. Логика исследования образовательного потенциала банальных игрушек и вещей привела его к "Лего", но, вступив на территорию холокоста, он оказался вне затеянной им игры. При том что к этому времени ставящий свободу творчества и слова превыше всего Либера уже отлично знал, что такое работать с политикой или интимными переживаниями (он отсидел свое по политической статье в тюрьме за печать листовок, боролся с институциями, создавал художественные коммуны, работал в психиатрической клинике, снял на видео откровеннейший фильм о любви и смерти, показав сцены общения через уход за своей умирающей бабушкой), тема оказалась еще более запретной, чем все прошлые, вместе взятые.
Сам художник сегодня объясняет это в интервью Екатерине Деготь так: "Согласно традиционной доктрине, холокост "неописуем" и "невообразим", что означает, что никому не дозволяется его описывать и воображать. Особенно в картинках. Изображения очень часто воспринимаются как часть преступления. Большинство фотодокументации того периода сделано убийцами. Это, к сожалению, замораживает эту тему вообще". С незамедлительной реакцией на приоткрывание этого ящика Пандоры ему пришлось столкнуться: крик стоял на весь мир, одни проклинали, другие защищали, наиболее прагматичные галеристы тут же купили скандальные наборы, фирма "Лего" призвала юристов, чтобы снять свой логотип "оказавшей поддержку проекту фирмы" с треклятых коробок. Апофеоза скандал достиг в 1997-м, когда куратор польского павильона на Венецианской биеннале отменил участие работы Либеры в своей выставке. Либера уехал из Польши на целых восемь лет.
С ним самим да и с этой его работой все было потом хорошо. Он активно работает, в основном в Праге и в основном все так же радикально. Работа "Лего. Концлагерь" хранится в модных собраниях и была окончательно легитимирована Еврейским музеем Нью-Йорка, допустившим ее на выставку "Отражая в зеркале зло" (Mirroring Evil, 2002). Об этой работе написано несколько очень весомых статей, в которых она трактуется то с позиций фуконианской "власти над жизнью", то в разрезе очистительной десакрализации прежде запретной темы. Времена очень изменились — взрослые говорят об этом уже не столько сладковато-гладким тоном Спилберга, сколько трэшевым анекдотом Тарантино, воплотившего мечту еврейского подсознания о неподчинившемся народе в "Бесславных ублюдках". Вполне возможно, что и с детьми стоит говорить об этом иначе, чем нам представлялось до сих пор. Либера показал, что террор состоит из обыденных вещей, которые, стоит их только "правильно" расположить, превращаются в машину смерти. Сегодня мы готовы его хотя бы услышать. Последней оказалась к этому готова Польша, в которой комплексы национализма, антисемитизма и раны, зияющие на месте столь обильно покрывавших Польшу концлагерей, сильны до сих пор. В таких случаях первыми готовы лечить свою страну художники. Одним из первых был Либера. Но есть и последователи: недаром художественный проект израильтянки Яэль Бартаны под абсурдно для понимающих звучащим названием "Движение еврейского возрождения в Польше" нашел свое политическое отражение именно в Польше, где и возрождать-то уже некому. Но зато есть кому сходить в музей, в котором есть теперь "Концлагерь" Либеры.